Теперь он з н а л. Совершенно точно. И понимал, как жестоко обманулись они с Фролом, полагая самонадеянно, что новых фигур на доске не может прибавиться, что играть до скончания века придется привычным набором. Конечно, прежние бароны с такой проблемой не сталкивались, но это не оправдание, нельзя было, посчитав себя хозяевами жизни, забыть о некоторых свойствах человеческой психологии, о вечном, как мир, искусе – переделить е щ е р а з…
Дядя Миша натолкнулся на него грудью, Данил сгреб его за ворот и закатил парочку хороших оплеух. Подействовало. Старый лагерный сиделец немного оклемался. Оглянувшись, Данил рассмотрел в зареве пожарища, что забор обрушился там, где под ним пролегал подземный ход. Все завалено, образовалась словно бы длинная ложбина, уходящая во мрак… «шнуровой» заряд? Очень похоже. Протянули во всю длину хода, с небольшими промежутками, пластиковую колбаску, набитую чем-то вроде… что у нас проще всего достать? «Семрокс», конечно. Присобачили натяжку изнутри к выходному люку, и стоило потянуть его на себя… Да, именно так, взрыв словно бы к а т и л с я к Данилу, а не наоборот. Несколько взрывателей. Детонация. Люди моментально погибли еще до того, как все рухнуло – от зажатой в бетонной трубе взрывной волны. Погибли. Люди. Он не питал иллюзий и глупых надежд. Хуже всего было, что мозг работал послушно и бесстрастно, как арифмометр. Погибли, все трое…
– Командир, я такого и по зонам не видал… – дядю Мишу все еще потряхивало. – Бля, есть Бог, успел в бочку прыгнуть, на въезде, у пожарного щита… – Он, действительно, был мокрехонек, Данил только сейчас осознал. – Этот амбар колесами прямо по собакам проехал, потом по трупам, только брызги…
– Тихо! – Данил встряхнул его, держа вытянутой рукой. – Ну, оклемался?
Ближе к воротам мелькнул робкий луч фонарика – конечно, остались живые…
– Кто приезжал после десяти вечера? – спросил Данил. И, не дожидаясь ответа, сам назвал фамилию. – Да? (дядя Миша закивал). Лазили в туннель? Ах, проверяли…
– Смотри, ходят парни… Двое… Витек, точно…
– Цыц! – сказал шепотом Данил. – Сейчас понаедут «луноходы», если не ошибаюсь, а я теперь не ошибусь…
– Надо делать ноги…
– Ноги буду делать я, – сказал Данил. – Потому что меня тоже прикончили, я труп, понял? Я полез в туннель с персом и обеими бабами, ясно тебе? А ты прикрыл за нами дверь и потом только забрался в бочку, а тут и рвануло… Вон она, бочка, кстати, как нарочно для тебя приготовлена. Понял? Понял, спрашиваю?
– Да понял… Рисково играешь, начальник…
– Где там… – Данил усмехнулся, чувствуя, как отпадает с лица засохшая грязь. – Если он думает, что я покойник, где ж тут риск? Ты, главное, не подведи, Христом-богом прошу, дядь Миша, а то, чем хочешь клянусь, потроха выну по порции…
– Да я что? Впервые горбатого лепить, что ли? Нарисую в лучшем виде, только не сунули бы на нары…
– Тебя-то за что? Чистый ведь… А сунут – вытащу. Но денек мне просто-таки необходимо побыть покойником… – он оглянулся. – Ага, забегали живее… Еще заметят, чего доброго, живого-то покойничка… Я пошел. Смотри, не подведи…
Пригибаясь, осторожно ступил в рыхлую землю, сразу же провалился чуть ли не по колено. Это было, как брести по болоту. Приходилось ступать осторожно, каждый раз щупая ногой. Подошва то проваливалась еще глубже, то натыкалась на обломок толстостенной бетонной трубы, ноги соскальзывали, один раз он чуть ли не по бедро провалился и едва высвободился. «Полоса препятствий», слава богу, накрылась на этом участке полностью – но для пущей надежности он передвигался чуть ли не с черепашьей скоростью.
Оказавшись за забором, свернул влево, с облегчением почувствовав под ногами совершенно твердую землю. И побрел по темному лесу, чутко прислушиваясь, держа руки перед лицом, чтобы не выколоть глаза, напоровшись на сук, забирая к тракту, – перепачканный грязью человек с итальянским пистолетом на поясе и лежащими в кармане куртки документами, мечтой историков, где на карте была четко обозначена всеми забытая за семьсот с лишним лет, набитая проклятым золотом могила Чингисхана…
Живые покойники шатаются по улицам не в одних лишь телеужастиках. Попадаются и в жизни, даже в Сибири.
Живым покойником трудновато и странновато быть только первые полчаса. Потом как-то незаметно привыкаешь, в особенности если такое положение следует срочно использовать с максимальной выгодой. Данил, два с лишним часа пробираясь к дому сначала темным лесом, а потом окраинными улицами, успел уже свыкнуться с новой ролью. И не зажигал света в квартире, вымывшись и улегшись спать во мраке, как покойнику и полагается, – свет могли заметить, а это совсем ни к чему…
В этом новом положении, как ни странно, как ни вспоминай вчерашние тягостные гнусности, обнаружилась своего рода пикантность. Честное слово. Будто оказался на иной планете.
За ним не таскалась охрана, и по улицам он не ехал на машине, а шагал пешком – отчего улицы казались чуточку незнакомыми. Пытался было добраться до места на троллейбусе – но давно отвык, оказалось, от общественного транспорта. Окружающие умело ввинчивались в малейшие промежутки меж телами соседей, толкались привычно-изощренно, а Данил, несмотря на всю свою выучку, растерянно болтался посреди водоворота локтей, спин, энергично действовавших задницами расплывшихся баб, старушек, способных придавить почище здорового мужика, – болтался словно пробка в быстром ручейке.
К тому же локти и бока все время попадали ему по кобуре, казалось, она вот-вот оторвется с ремня, а сумку, где лежала «беретта», постоянно заклинивало меж ближайшими соседями. Он наконец сообразил, что последние годы жил в совершенно другом мире – но к тому времени был сыт по горло оскорблениями и тычками, а в один прекрасный миг понял вдруг, что вот-вот ввяжется в бессмысленную свару. И выскочил, не доехав примерно трети пути.